«Сам бог, наверно, хочет, чтобы наш народ погиб и память о нем стерлась с лица земли. Вот причина, почему он ожесточил сердца князей, ввел в заблуждение царя и довел до отчаяния царицу… Так умоем руки и предоставим все воле судьбы, забьемся в угол и будем смотреть, как бог наказывает наш несчастный и многострадальный народ…
Князь был занят этими мыслями, когда вошедший сепух доложил ему:
— Воин из Сюника привез нам грустное известие.
— Было бы удивительно, если бы он привез радостную весть, — ответил князь, грустно улыбаясь. — Что же говорит воин?
— Государь из Какаваберда переехал на Севан.
— На Севан? — удивился князь.
— Да, на Севан, и решил оттуда больше не выезжать.
— А царица?
— Она с государем.
Князь молча ходил по комнате. Лицо его выражало волнение и беспокойство. Неожиданно остановившись посреди комнаты и пристально посмотрев на сепуха, он спросил:
— Ваграм, что ты намерен делать?
Сепух только пожал плечами.
— Что ты намерен делать? Отвечай, — повторил князь.
— Если бы мы имели войско и могли рассчитывать на поддержку князей…
— Войска у нас нет, и князья к нам не присоединятся. Это уже известно. Что ты еще скажешь?
— Что же мне сказать? Мы одиноки. Одна рука не может хлопать в ладоши, один цветок не делает весны.
Князь положил руку на меч и, выпрямившись, посмотрел на сепуха.
— Больше тебе нечего добавить? — спросил он.
— Нет, — ответил сепух.
— А я скажу, что на этот раз одна рука захлопает в ладоши и один цветок принесет весну.
Сепух улыбнулся.
— Это невозможно, князь.
— Нет ничего невозможного, если есть твердая воля и самоотверженность.
— Мы сделали все и, однако, ничего не добились.
— Вдвоем, да, мы сделали все. Но я, князь Марзпетуни, сделал еще не все. Мне еще надо выполнить свой последний долг.
— Что ты хочешь сделать?
— Об этом я завтра объявлю всенародно, перед крепостными войсками и знатью Гарни.
Сепух, зная характер князя, не стал допытываться и с нетерпением ждал следующего дня.
Наутро, по приказу князя, перед дворцом Трдата собралось все находившееся в Гарни войско со своими начальниками. Собралось и все население Гарни во главе с духовенством. Пришли также и разместились на террасе дворца все знатные женщины и юноши.
Князь Геворг Марзпетуни был одет празднично и вооружен с головы до ног. На нем был стальной шлем, украшенный белыми перьями и нахарарским гербом. Он был облачен в стальную кольчугу, медные латы, такие же налокотники, железные плетеные набедренники; на ногах была подбитая железом обувь. Тяжелый, украшенный золотом меч, висевший сбоку, дополнял военные доспехи князя. В этом одеянии, высокий, статный, с красивым внушительным лицом, умным проницательным взглядом, гордой и благородной осанкой он выглядел особенно представительно.
Когда все разместились, князь прошел вперед и, поднявшись на самую верхнюю ступень лестницы, громким и решительным голосом заговорил:
— Благородные князья, княгини, дорогие воины и народ! Уже несколько месяцев прошло с тех пор, как государь покинул столицу. Он уехал, чтобы подавить восстание и усмирить мятежных князей, но, потерпев неудачу, уединился в Какаваберде. Он ждал помощи. Но никто не отозвался, никто не вспомнил о своем государе. Мне казалось, что если кто-нибудь из нас возьмет на себя роль посредника и уговорит князей объединиться, они соберутся вокруг государя. Эту миссию приняли на себя я и благородный сепух Ваграм. Мы долго путешествовали — объехали весь Ширак, Агдзник, страну Могскую и Васпуракан. Мы посетили всех князей, прося их, убеждая объединиться и стать на защиту родины и престола. Но никто не послушался, никого не тронули наши просьбы. Князья со своими войсками засели в неприступных крепостях, каждый из них заботится только о себе. А то, что народ в нашей стране остается беззащитным, что престол пустует, а царь превратился в странника, об этом никто не думает. Даже католикос, спасая собственную особу, переезжает из одной крепости в другую. А тем временем востикан занимает столицу, Бешир разрушает и разоряет Айриванк, Бюракан, убивает мирное население, истребляет духовенство. С каждым днем он все больше расширяет свои завоевания. Видя все это и придя в отчаяние, государь из Какаваберда переехал на Севан. Этот бесстрашный богатырь, который когда-то был грозой и ужасом для врагов, которого не могла сломить никакая сила, сейчас ищет пристанища в кельях духовных отцов, потому что не надеется на своих соратников. Позор нам, о армяне! Позор нам, о воины!..
— Что нам делать? Что же мы можем сделать? — послышалось со всех сторон.
— Что вы можете сделать? Это правильный вопрос. Я отвечу вам на него. Родина, народ, престолы царский и патриарший в опасности, вы это знаете. Известно вам и то, что от имени всех вас, от всего армянского народа я обращался к князьям, прося, моля их о помощи, но никто не послушался меня, никто ко мне не присоединился. Осуждаете вы этих людей или нет?
— Да, да, осуждаем!.. — раздалось отовсюду.
— Прекрасно. Теперь я обращаюсь к вам, о воинство и народ Гарни! Обращаюсь к вам с той же просьбой и предложением, которое наши князья отвергли. Это последний долг, который я выполняю. Слушайте же! Гарни силен и неприступен. Враг захватить его не может, если только не найдутся у нас предатели и хватит запасов. Предателей здесь я не знаю, а запасов у нас много. Оставим в Гарни только сто воинов, их достаточно для защиты крепости. А остальным воинам и начальникам я предлагаю завтра же присоединиться ко мне и спуститься в долину. Разобьемся на отряды, назначим начальников. Бешир готовит разбойничьи шайки для разорения армянских областей. Мы будем их истреблять. Не пройдет и месяца, как наша армия увеличится. За первой победой последует вторая, третья, и тысячи воинов соберутся под нашими знаменами. Наши удачи вселят надежду в государя. Он снова вернется на престол, снова встанет во главе войск, и князья присоединятся к нему… Какую славу, о гарнийцы, мы можем стяжать!
Князь замолчал и посмотрел вокруг, желая увидеть, какое впечатление произвела его речь. Но все как один молчали. Только два человека следили за князем горящим взором и, возмущенные молчанием окружающих, готовы были броситься к нему. Один из них был Гор, стоявший с воинами, другая — Шаандухт.
Но не от них ждал отклика князь Геворг. Он хотел услышать голоса старых воинов и военачальников. Заметив, что многие избегают его взгляда, он спокойно продолжал:
— Не ожидал я, что и здесь, в Гарни, встречу робких. Значит, нет среди вас и ста человек, которые могут доказать, что они сыновья храбрецов?
— Сиятельный князь! Что может сделать сотня! Пусть хоть тысяча воинов выйдет на поле битвы, и мы присоединимся к ним! — крикнул молодой сотник.
— Тот, кто ищет силы многих, бессилен сам! — воскликнул Марзпетуни. — Воин, если он действительно воин, не должен ждать товарища, когда родина в опасности. Тот, кто может сразить врага, направить стрелу в его грудь, но вместо этого предпочитает прятаться за спину другого и трястись за свою жизнь, — тот предатель! Вы хотите жить? Хотите пользоваться благами жизни? Прекрасно. Для чего же вы носите оружие? Зачем позорите свой меч? Киньте его, возьмите в руки посох и стойте у дверей эмиров. Быть может, они окажут вам честь, сделав вас своими рабами…
Войско и начальники были поражены. Даже князья не верили своим ушам. Никого ни разу Марзпетуни не обижал грубым словом, никому не наносил оскорбления. Что с ним случилось? Почему он так разгневан? Многие стали переглядываться. Некоторые даже попробовали пройти вперед, чтобы выразить свое недовольство, но огненный взгляд князя пригвоздил всех к месту. На мгновение он замолчал, обвел глазами войско и, обращаясь к сепуху Ваграму, воскликнул:
— Господин сепух! Ты вчера говорил, что одна рука не может хлопать в ладоши и один цветок не делает весны. Твои слова повторяют и эти монахи, по ошибке считающие себя воинами. Я хочу доказать, что вы все ошибаетесь!
Сказав это, князь обнажил меч и, сделав шаг вперед, громовым голосом воскликнул:
— Вот я один иду на арабов! Где тот храбрец, что присоединится ко мне? Пусть выйдет вперед!
— Я, отец мой! — громко крикнул Гор и, обнажив меч, выступил вперед.
— Мой герой… — прошептал князь и, обняв сына, лицо которого вспыхнуло от волнения, горячо поцеловал его.
— И я, князь Марзпетуни! — сказал сепух Ваграм, подойдя к князю.
— Благородный сепух стоит полка, — ответил князь, протягивая ему руку.
— И я, господин мой, — подошел Езник.
— И мы, — сказали четыре телохранителя сепуха.
— И я… и мы… — с этими словами друг за другом направились к князю гарнийские, басенские и двинские воины.
Количество добровольцев дошло до девятнадцати. Наконец приблизился к князю начальник крепости Мушег и, обнажив голову, сказал:
— Я ждал, сиятельный князь, чтобы подали голос более достойные. Теперь я вижу, что число храбрецов увеличилось. Прими же и меня как последнего слугу в свой самоотверженный и храбрый отряд, который будет воевать под твоим знаменем.
— Подойди ко мне, мой дорогой и верный Мушег. Подойди и дай руку. Ты поседел в боях, и поэтому твоя помощь мне очень дорога. Бог поможет нам победить врагов родины, если такие праведники, как ты, будут с нами.
Так набралось двадцать воинов.
— С вами я разобью тысячи! — воскликнул князь Геворг и, обращаясь к сепуху Ваграму, сказал:
— Пойдем принесем теперь присягу.
— Куда же вы? Церковь ведь в этой стороне, — заметил сепух.
— Нет, наш алтарь клятвы здесь, — сказал князь, подойдя к могиле католикоса Маштоца, которая находилась в восточном углу дворцового двора.
— Дорогие соратники, — обратился князь к своему отряду, когда воины окружили могилу. — С нас должен был взять клятву и благословить армянский католикос. Он изменил своему званию. Он не уподобился храброму и самоотверженному пастырю. Поэтому мы не можем быть его паствой. Здесь покоятся останки самого добродетельного и самоотверженного патриарха. Возложите мечи на его священную могилу и поклянитесь в верности своему обету. Клянитесь во имя спасения родины быть самоотверженными воинами. Пусть ваши мечи благословит святой Маштоц, а останки его будут свидетелями вашего обета.
Воины обнажили мечи и, возложив их на могилу католикоса, поклялись в верности родине, царю и князю.
Когда были произнесены слова клятвы, князь Геворг выступил вперед и громко сказал:
— Дорогие соратники! Я выслушал вашу клятву. Выслушайте и вы мою. Клянусь перед вами, клянусь именем предвечного, клянусь жизнью моей родины и этой святой могилой, что я не вернусь в лоно своей семьи и не войду под кров, пока не изгоню из родного края последнего араба. Пусть уничтожит меня господь, пусть христианин назовет меня Иудой и армянин Васаком, если я нарушу свой обет и свою клятву. Я докажу, что мощь страны заключается не в крепостях и могуществе князей, а в самоотверженности ее сыновей. Я докажу, что двадцать самоотверженных героев стоят больше, чем войско, состоящее из двадцати тысяч воинов. Итак, вперед! Бог армян — наш оплот! Крест армянский — наша опора!..»
Отрывок из исторического романа Мурацана «Геворг Марзпетуни» (1896)